Некрасов Вячеслав Михайлович, член Союза художников России, номинант премии «Писатель года», член Союза российских писателей, преподаватель. Тема его доклада «Православные молекулы или как писателю говорить о Боге».

Статья посвящена вопросу о православной литературе в современном мире. Что такое православная литература? Может ли вообще литература быть православной в чистом виде?

Должна ли она непременно касаться темы Церкви, должна ли она быть рассчитана только на верующих людей? Должен ли поэт, писатель, бард, если он православный человек, говорить о своем личном духовном опыте и о вопросах богословия?

В чем глубинные проблемы современной отечественной культуры? Что такое русский дух? В чем суть русской сказки и народной культуры? Нужно ли православному (и особенно воцерковленному) человеку искусство? Или оно нужно только затем, чтобы довести его до врат храма?
Должен ли лирический герой православной поэзии вести себя, как безупречный христианин? Может ли нецерковный человек создать православное искусство? Как привести детей в Церковь и поможет ли здесь национальное искусство?

Автор рассуждает об этих вопросах, как писатель и художник, приводя разнообразные примеры из области искусства и церковной жизни.

ПРАВОСЛАВНЫЕ МОЛЕКУЛЫ ИЛИ КАК ПИСАТЕЛЮ ГОВОРИТЬ О БОГЕ

Должен предварить мое выступление следующим образом. Я не богослов и то, что собираюсь высказать это всего лишь мой личный опыт, плод моих размышлений, как писателя. Я вполне допускаю, что могу ошибаться и что кто-то может со мной не согласиться, но тем не менее я рад возможности высказаться перед компетентным собранием.
Однажды какой-то благонамеренный господин, кажется после обеда, читал святителю Игнатию Брянчанинову оду Гавриила Державина «Бог». Святитель Игнатий, учитель современного монашества, записал в своём дневнике примерно следующее: Всё это плоть, плоть и плоть! Миряне, прошу вас, не пишите вы о Боге, пишите вы о своем, о мирском, я сам с удовольствием почитаю.

Святые оптинские старцы говорили о литературной проповеди Николая Гоголя, что этот фонарь испускает и свет, и тьму, так как он не вычищен, как должно. Я цитирую по памяти.

Так как же быть, о чем же писать мне, верующему человеку и писателю? Замечательный и великий композитор Валерий Гаврилин говорил, что искусство само по себе не спасает, но оно может подпитать на пути к спасению. Подпитать душу человеческую…

Читая моего любимого писателя и одновременно художника Константина Коровина, я чувствую, что душа моя именно питается этим прекрасным светом, исходящем от русского мира, изображенного им.

А там ничего не говорится о Боге, о Церкви. Иногда упоминается, что в углу горела зеленая лампадка и все. А воздух – православный. Свет православный. Мир, который видит автор, – до самой последней молекулы православный. (Вот здесь, обратите внимание, и отозвались молекулы из названия этой моей статьи).
Или вот даже такой момент. Сидят охотники, рыболовы, правят крючки. Собрались закусить, Коровин говорит: «Василий, сбегай за вином, сейчас пост, водку-то нехорошо». Василий отвечает: «Полынную можно».

И... чудо! Я вдруг оказываюсь среди этих людей. Среди живых русских людей конца 19 века. Потому что это правда. Потому что я сам столько раз слышал подобное среди художников, реставраторов, иконописцев, звонарей, сторожей и т. д. Это не святые, это обычные, но живые (!) люди.

Или возьмем Бориса Шергина, Ивана Шмелева («Лето Господне», «Богомолье»), там нет прямого поучения, но – показана православная жизнь. И свет этой жизни. Свет души человеческой. И - русский дух, который нам сейчас (именно сейчас!) просто жизненно необходим.

Еще, я думаю, дело писателя – постоянно возрождать национальный дух. Быть бардом в том смысле, в каком Михаил Юрьевич Лермонтов называл бардом Шотландии Вальтера Скотта. Как человека, который имеет особое отношение к духу нации и выражает этот дух.

Я преподаю живопись и рисунок, и ко мне приходят молодые люди. Среди них много прекрасных, чистых, но… по мироощущению они все нерусские. Они слушают только западную музыку, смотрят только западные фильмы, читают только западные книги. Из этого строительного материала они состоят и на это они ориентируются. И так, очевидно, по всей стране…

Культура - это защита нации, ее оружие и ее сокровенная жизнь. Вера и культура, рожденная этой верой. Какой-то гитарист из группы Роллинг Стоунз сказал: «Мы победили (имеется в виду – Россию) не пушками, а электрогитарами». То есть это война. Война, в которой оружием является культура. Итак, культура (национальная культура) имеет колоссальное значение для выживания нации.

Кто-то сказал, что англичане в период европейских революций 20-х годов состояли из традиционных английских сказок, и это спасло их от всеобщего европейского безумия. И это прекрасно! А из чего состоит сейчас наш народ? Из Гарри Поттера и Уральских пельменей?

А должен бы состоять из русских сказок и былин. Из русских атомов и молекул. Кстати, интересный момент. Мне всегда чего-то недоставало в русских сказках, которые я читал. И вот, однажды я услышал по радио настоящую русскую сказительницу. Это было наслаждение! Огромное!

Тогда я понял, что любители, которые записывали народные сказки, записывали только голый сюжет. Скелет сказки. Магнитофонов-то не было. А все присказки и словечки, замечания и прибаутки рассказчика (что драгоценно, ибо в этом национальный характер) остались за бортом.

Видимо, в нашей сказке важен не только и не столько сюжет, сколько личность рассказчика, его жизненный опыт, ярко выраженный в нем русский дух. Вот это надо давать детям. Через этот мир они незаметно и придут и к вере.

Между тем, в православных детских центрах и на взрослых киностудиях серьезные, умные люди снимают, например, христианские притчи. Вроде бы доброе дело. Но притчи… это особый жанр, он не имеет к реальной бытовой жизни прямого отношения. Отсюда сплошные натяжки, нереальность, да и скука происходящего на экране. И я не удивляюсь, что мои знакомые священники, смущаясь и улыбаясь, говорят негромко: «Извините, я не люблю православное кино».

Вот я думаю – правилен ли этот термин - «православное искусство»? Может быть, это просто должно быть искусство. Но подлинное искусство. С большой буквы. Православным должен быть лишь художник. Не загоняем ли мы себя в культурное гетто, пытаясь творить специфическое, особое «православное искусство»?
Есть такая прекрасная поэтесса Олеся Николаева, она в свое время много общалась с митрополитом Антонием Сурожским. Был период, она писала стихи и рассуждала – надо как-то, так или иначе, привести все к христианскому смыслу и выводу, я же православный поэт…

Но был здесь внутренний конфликт – логика стиха и логика человека, на что владыка Антоний сказал: Запрещаю! Запрещаю ломать внутреннюю структуру произведения ради того, чтобы выразить мысль, которую и без тебя все знают! (Привожу по памяти).

Подлинная поэзия – это, на мой взгляд, – подсознание автора, и первая строчка выдыхается сама. Это выдох. И автор сам не знает, почему он это сказал. Поэтому он часто и говорит, что стих умнее его. По моему опыту, восемьдесят (или больше) процентов - это подсознание, и двадцать (или меньше) процентов – завершающая работа ума.
И попытка подсунуть туда «идеологически правильную» мысль ломает этот хрупкий, хрустальный организм. Стихотворение умирает, так как оно не выносит малейшей неискренности.

Многие русские подвижники, старцы, кстати говоря, любили слушать простые народные песни, где часто нет совсем ничего о вере. Новоначальные же «православные авторы» пишут или точнее конструируют сладкие песни о церковных луковках. Они исправляют «идеологически неверные» сроки великих поэтов. Например, у Николая Рубцова сказано:

Выпал снег и все забылось,
Чем душа была полна,
Сердце проще вдруг забилось,
Словно выпил я вина.
Последнюю строчку исправили:
Сердце проще вдруг забилось,
Церковь чудная видна.

Все сразу стало неживым, но «идеологически верным», «приличным». Как будто вино – это грех.

Поэтесса Надежда Павлович, духовная дочь преподобного Нектария оптинского, спросила – печатать ли ей в сборнике стихи, которые она писала до того, как пришла к вере или нет? Стихи вполне мирские, не слишком благочестивые. Он благословил печатать все, так как тут виден путь души. Нельзя все подчистить, все ошибки, колебания и т. д., тогда не будет живой жизни, не будет правды. А без правды нет искусства.

Человек не может жить, не украшая окружающий мир орнаментом, не украшая его песней, стихом, сказкой. Это его естественная потребность, это нам осталось от Адама в раю – возделывать сад.

Это и психотерапия народа. Особенно песня! Помните, как у Чехова, женщина пела, но было ощущение, что поет сама степь. Поет о том, что-она-то не виновата ни в чем ведь, она-то хорошая, это солнце ее иссушило, высушило и засушило…

Каждое действие русского народа всегда сопровождалось высочайшего уровня народной поэзией и музыкой… Это создавало и порядок, и чин, и стройность жизни. И художник-живописец, кстати, должен тоже (я говорю это своим ученикам) бороться против хаоса, упорядочивать жизнь, вносить в нее стройность и гармонию.
И молитва православная и Священное писание — это ведь тоже поэзия и поэзия высочайшего уровня, выше которой нет, и не может быть. Она питает своей красотой подлинный живой русский язык. Оплодотворяет, оживляет. Каждое утро и вечер верующий человек делает себе эту прививку высочайшей поэзии!..

Я часто сталкивался с мнением в церковной среде, что литература нужна только, чтобы довести до дверей храма, а дальше ее и не надо вовсе. И я так думал когда-то. Раздал все книжки, даже Есенина и Кольцова. А потом стал снова собирать. Понял, что мне нужна и картина на стене, и книга у кровати, и иногда какой-то хороший фильм или передача.
Помню, к протоиерею Василию Ермакову (в Петербурге) подходит женщина:
- Батюшка, я телевизор на помойку выкинула! Дети говорят, что я с ума сошла!
Отец Василий:
- Да, ты дура… Кое-что можно посмотреть, я и то новости смотрю.

Я думаю, самое глубокое знание, если не считать прямого откровения Божьего, дается нам через художественный образ. Не зря Господь так много образов предлагает в Святом Евангелии. То есть избранным двенадцати – прямое откровение, а остальным – все в притчах, то есть в образах.

Искусство воздействует на мир, возможно не меньше, чем мир на искусство. И через ум, но главное - через подсознание. Я в своем творчестве (и как художник и как литератор) пытаюсь создать мир, в котором нет, и не может быть, зла. Как в иконе. Там даже змей добрый. Но в то же время — это глубокая правда. Быть может, самая глубокая правда – это видеть мир добрыми глазами.

Я стремлюсь создавать миры, в которых человеку было бы хорошо, где бы он чувствовал себя в безопасности - как в ладошке Божьей, отдыхал от вечной тревоги. Очень хочу успокоить его. Сказать ему добрые слова. Не потому, что это такое решение, а потому что иначе я не могу и не хочу.

Мы, наш внутренний мир, состоим из образов. Мы состоим из Винни-Пуха, Евгения Онегина, Маугли, Шерлока Холмса, Дон Кихота… Маленького принца… Это строительные кирпичи нашей души, и эти кирпичи должны быть светлыми, добрыми, прекрасными.

Они нужны нам каждый день и всегда. Человек никогда не жил, и не может жить без искусства слова, без поэзии. Правда, уровень этой поэзии неуклонно понижается. Как сказал Антуан де Сент Экзюпери – «Если бы мы услышали народную песню 15 века, мы бы поняли, как низко мы пали».

Конечно, это прекрасно, если среди литераторов будет больше и больше православных людей, но, я думаю все-таки… не должно быть прямого поучения в их творчестве, они не должны прямо говорить о Боге и о вере (это удел пастырей духовных), но – через образы, через Его творение.

А если писатель захочет все-таки что-то сказать людям о Боге, то его устроение в этот момент должно быть такое, как было у Ньютона, когда он произносил Имя Божье. Перед тем, как произнести Имя Божье, Исаак Ньютон вставал и снимал шляпу.

Возможно, в этот момент на него и упало яблоко.

• < Назад
• Вперёд >